Однажды автор предлагаемого Вашему вниманию
творения озадачился вопросом: Сколько граней у граненого
стакана?
И так как в тот момент стакан находился у
автора в руке, он не преминул незамедлительно пересчитать их. Оказалось, что у граненого стакана ровно
14 граней. (Впрочем, как выяснилось впоследствии, бывают стаканы с двенадцатью
и даже двадцати одной гранью.)
Из этого житейского наблюдения родилась
поэма:
мужская поэма в тостах
* * *
начáти весть о нашей ломке,
иначе как мои потомки
о нас проведают тогда?
Им тоже мучиться в лицеях
под гнетом мéнторов-зануд.
В сиих растрепанных рацеях
они обильно почерпнут.
И разберутся, и может даже,
кто прав из нас, кто виноват.
А если жизнь их станет глаже,
то я, ей Богу, буду рад.
Что я несу, меня ж не будет,
я эстафету передам.
Пускай история рассудит
и все расставит по местам.
Мое же дело летописца
всё изложить потомков для.
Итак, не буду торопиться,
а начинаю издаля.
* * *
Придет пора, и в мир иной
я отойду, забросив стило.
Лишь неглубокая могила
хранит все то, что было мной.
Я прожил столько, сколько смог,
небось, уж чей-нибудь прапрадед.
Возможно, кто-нибудь присядет
на невысокий бугорок.
Разлив уверенно и ровно
с собой прихваченный запас,
не поминайте суесловно
того, кто помер раньше вас.
Ведь я не Байрон, я другой.
Под сенью старого погоста
пускай звучат тирады тоста,
а не унылый упокой…